Глава 33, рассказывающая о подмене понятий, или Как мы докатываемся до жизни такой (посвящается тем, кому кажется, что они многого уже добились и поэтому пора отдохнуть)
А ведь докатываемся. Черт знает до чего докатываемся! Причем, что обидно, когда уже практически победили. Когда ухватили птицу счастья за хвост. Ухватили, а удержать не смогли. Ослабили хватку. Выпорхнула птичка. Большой привет! А почему? Потому, что не смогли своим счастьем распорядиться. Карабкались, пыхтели, ноготки срывали… А как добрались — расслабились. Подумали — а что это я как в казарме? Как в монастыре каком? Может, пора немного… И пошло-поехало… Так это и происходит. Почти у всех происходит. Почти у всех лимитчиков. Приезжает юный или уже не юный энтузиаст в столицу, снимает комнатку полтора квадратных метра с тараканами и совмещенным с кухней санузлом, недосыпает, недоедает, недоразвлекается. Но терпит, не уезжает. Месяц терпит. Другой. Помаленьку закрепляется. Находит работу. И… И распускается. Ослабляет узду. Так тут, оказывается, не одни только фирмы по трудоустройству, пьяные соседи и привязчивые участковые есть, но еще и дискотеки! И бары! И ночные клубы! И мальчики! И девочки! Э-эх!.. И начинается жизнь! И кончаются перспективы. — Сколько денег накопил? — спрашиваю я очередного прорвавшегося не без моей помощи в Москву провинциала. — Пока нисколько. — Как так? Ты же в Москве уже чуть не полгода! — Да как-то все не получается… А я меж тем замечаю на столе новый музцентр. И рядом плеер. И подальше телевизор. — Гляжу, телевизор купил? — Ну да. Скучно без телевизора. И телевизор, между прочим, диагональю полтора метра. — А почему такой большой? Мог бы бэушный по объявлению, за копейки… Не хочет бэушный. Хочет дорогой, навороченный. Которого у него никогда не было. И еще хочет в ночном клубе, сидя за стойкой, виски выпить. Потому что никогда не пил. И прокатиться на такси, а не в трамвае… Привычки появляются аристократические — сигареты только дорогие импортные, бумажник крокодиловой кожи, кофе лучших сортов в постель. Хотя на самом деле кофе «левый», а постель — хозяйская раскладушка с позапрошлогодним нестираным бельем и клопами. В общем, дорвался провинциал. Гуляй, лимита! В Москве. В Англии. В Германии. Да где угодно. Но все равно одинаково. — Зачем тебе снимать четырехкомнатную квартиру? Это же тысячи полторы! — Затем, что надоело жить по-свински. Хочу по-человечески. Хочу как немцы. — А мебель для чего покупал, если можно было взять на шпермюле? Причем совершенно бесплатно взять? — Я больше на шпермюль не хожу! Я не бедняк! Хотя на самом деле… А нет чтобы потерпеть и рублик к рублику, марку к марке — и, глядишь, комнату купить. В комнату — мебелишку какую-никакую. И стать полноценным москвичом. Или полноценным немцем. А потом, если уж так приспичило, можно и… Можно наверстать. Это дело нехитрое. Но уже безопасное. Потому что из своей жилплощади за сто первый километр с Ярославского вокзала не попросят. Да за год-полтора — запросто! — Надо только побольше работать и предпочитать «Беломор» «Мальборо». И не снимать четырехкомнатные квартиры. Всего лишь! Ладно, на комнату средств не хватает, соглашусь, хотя и не поверю. Но на средства производства — компьютеры, инструмент, швейные машинки… Представительскую одежду, наконец, без которой высокооплачиваемую работу получить затруднительно. Это-то возможно. Но нет компьютеров. И одежды, кроме самопальных «адидасов», нет. Не может остановиться лимита. Несет лимиту. — Но ты хоть учишься? Ты же хотел! — Да когда мне? Может быть, на следующий год. — Новую, более выгодную работу ищешь? — Да!.. Хотя не ищет, а сидит на одном месте, как прирос. И еще пять лет сидеть будет. Потому что некогда о будущем думать. Максимум о завтрашнем дне. — А чем же ты тогда занимаешься, если не учишься, не подрабатываешь? — Ну, я… Да знаю чем. Личной жизнью занимается. Причем на работе. Почему-то всегда на работе. А если не на работе, если познакомились на танцах, то это наверняка будет свой брат-лимитчик из Твери или Воронежа, только не сразу сказал. Впрочем, может, и москвич. Но тогда женатый москвич. С которым приходится встречаться на рабочем месте, на офисном столе, между компьютером и факсом, до конца обеденного перерыва, изображая, что именно об этом вы у себя в Ивановской области и мечтали. А если вас такое положение тел, простите — дел, не устроит и вы попытаетесь выторговать другое место и время, вас вежливо поменяют на другую. Которая из Уфы… • Человек — стадное животное. Это спасает его как вид. И губит как индивидуальность. Мы не можем противостоять напору себе подобных. Мы курим, если курят все. Пьем, если все пьют. Живем так, а не иначе, потому что все живут так. Попав в чужую среду, мы быстро начинаем менять наш колер под цвет фона. Ходить в ночные клубы — если все ходят в ночные клубы. Курить «Мальборо», потому что все курят «Мальборо». А если бы все курили махорку, то и мы бы — махорку. Мы становимся подобны тем, на кого хотим походить, но при одном коренном различии. Они есть такие, какие есть, а мы такие, какими хотим казаться. На что уходят все наши силы и все наши средства. Потому что поддержание иллюзии благополучной жизни требует гораздо больших усилий, чем просто благополучная жизнь. Мы подстраиваемся, но остаемся непохожими, остаемся чужаками и закономерно возвращаемся туда, откуда пришли. А чтобы не возвращаться, надо перестать изображать свою принадлежность к элите, выкуривая в чужой постели по три пачки «Кэмела», втыкая окурки в банку из-под выпитого пива, а надо встать, засучить рукава и… стать этой элитой. И, наверное, продолжать курить. Но в своей постели. Не исключено, под пиво. Но купленное на свои. И вполне вероятно, не одной. Но у себя дома. Что совсем другое дело! И иного пути нет. Иной путь — это торговля собой. Чаще всего телом. Так как уходить из этой престижной компании не хочется, а предложить ей, кроме себя, нечего. Тогда даже если вас никто домогаться не будет… Тогда вы домогаться будете. За право прийти послезавтра. Се-ля-ви. Что в переводе с французского означает — такова жизнь лимитчика. Где угодно, не только в Москве. Москву я взял просто так, для примера. Мог любой другой населенный пункт. Вернее, два населенных пункта А и Б, как в арифметической задаче. Где из пункта А в пункт Б вышел человек… И там остался. И ни в какую!.. Спрашивается, как долго он там может оставаться, если известно, что он ничего не делает, чтобы остаться. Ответ известен. Ответ печален. Так, может, имеет смысл ограничить свои инстинкты и комплексы? Побольше работать, поменьше есть, пить и спать не одной… И изжить наконец порочную лимитную психологию, которая заставляет торопиться. Потому что в любой момент… Ну да. Ярославский вокзал, и привет, малая родина. А уже не хочется. В Ярославль не хочется. В Пермь. В Улан-Удэ. В Москву… Да, в том числе и в Москву. Москвичам — не хочется в Москву. Если они живут где-нибудь в Риме или Копенгагене. Потому что в Риме и Копенгагене они такая же лимита, как пензяки в Москве. И живут плюс-минус так же. Так что эта глава касается и их тоже. Касается — всех. Потому что, если по гамбургскому счету, все мы лимитчики. Вне зависимости от места земной прописки. Лимитчики господа бога на этом свете. И если растеряться в Москве… И если растеряться в Риме… И если растеряться в жизни… То потом, когда будет поздно, придется подсчитывать упущенные возможности. Упущенные в Москве… В Риме… В жизни… Не хочется упускать? Тогда все те телевизоры, ночные клубы, личную жизнь и прочие соблазны — побоку. Тогда придется сконцентрировать все усилия на достижении главной цели. И бить в одну точку, и бить, бить, бить… И рано или поздно чего-то добиться. Обязательно добиться. Часть пятая. Подвергай свою жизнь сомнению, или Лучше может быть не только когда плохо, но и когда хорошо Эта часть книги для тех, кто уже чего-то достиг в этой жизни. Для тех, кому кажется, что он чего-то достиг в жизни. И для тех, кому кажется, что он уже ничего не достигнет в этой жизни. Но которые на вопрос: — Как живешь? Отвечают одинаково: — Нормально живу. Не хуже других. — А другие — это кто? — В каком смысле? — Ну кто эти другие? Которых не хуже? Разведенные, лишенные родительских прав, безработные, больные, безногие, спившиеся дворники? На их фоне ты действительно будешь выглядеть неплохо. Или пышущие здоровьем мировые светила, лауреаты и, между делом, миллионеры? — Конечно, не лауреаты и не… — А почему? — Что — почему? — Почему не лауреаты и не…? — Потому что не всем быть лауреатами. — Не всем — допускаю. Но почему не тебе? — Мне?! Ну не знаю… Наверное, потому, что поздно… — Да? Тогда прости. Я не знал, что тебе немного осталось… — Что немного? — Жить немного. Что случай неоперабельный. — Да тьфу на тебя! Все у меня в порядке! Здоров я. — Так почему ты говоришь, что все поздно?! — Я в другом смысле. В смысле что возраст… — Так тебе девяносто лет? — Нет, тридцать два. — И ты считаешь, что в тридцать два все уже позади? — Ну-у, наверное… Значит, у тебя — да, позади. Раз ты капитулировал… А на самом деле не позади. В тридцать-то с небольшим лет!.. В тридцать с небольшим все еще впереди. И в сорок — впереди! Это я вам точно говорю! Все — впереди!..
