Недоразумение
Однажды во время Отечественной войны лётчик Павел Михайлов, ныне Герой Советского Союза, получил задание доставить в город Миллерово полковника с секретными документами. Для большей безопасности полёт должен был состояться ночью. На подлёте к городу Михайлов увидел яркие лучи прожекторов. Во многих местах поднимались огненные фонтаны зенитных снарядов и трассирующих пуль. – Город и аэродром бомбят фашисты, – сказал лётчик. – Придётся подождать, когда кончат. Задание должно быть выполнено. Лётчик стал делать круги, выжидая. Но бой не прекращался, а, наоборот, разгорался. Михайлов забеспокоился, что в ожидании истратит весь бензин. Он решил зайти с другой стороны города. Только стал разворачиваться, как вновь показались вражеские самолёты. Снизу по ним давали сильный огонь. Начали стрелять и в Михайлова: ведь ночью не видно, свой самолёт или чужой! Три прожектора поймали машину Михайлова и не выпускали её из своих лучей. Зенитки палили наперебой. Кабину так ярко осветило, что лётчику слепило глаза, и он перестал различать показания приборов. Невозможно разобрать, какая скорость, правильно ли идёт самолёт. Стараясь уйти от прожекторов, лётчик снижал машину, развивая бешеную скорость. Наконец ему удалось уйти от ослепляющих лучей, и он увидел, что летит со скоростью трёхсот пятидесяти километров, а до земли осталось всего пятьдесят метров. Сейчас машина врежется в землю… Холодный пот выступил на лбу у пилота. Он резко рванул штурвал на себя и, над самой землёй выровняв самолёт, пошёл в сторону. В это время к Михайлову подбежал бортмеханик и доложил: – Пробиты баки! Бензин вытекает. Немедленно надо садиться! Но куда? Ведь ничего не видно. Лётчик осветил землю своими фарами. Под самолётом он увидел кустарники и овраги. Сесть негде… Командир резко развернул самолёт и решил тянуть на аэродром – что будет… И вдруг заметил на краю оврага более или менее ровную площадку. Михайлов не задумываясь повёл машину на посадку. Самолёт коснулся земли, лётчик выключил моторы и нажал на тормоза. Перед самым оврагом машина остановилась. Не успели люди порадоваться благополучной посадке, как раздался женский голос: – Руки вверх! – Да мы свои… – Руки вверх! Стрелять буду! Ничего не поделаешь, пришлось поднять руки. К самолёту подошли несколько девушек. – Обыскать! – скомандовала одна. Девушки отобрали у всех пистолеты. – Нефёдова, – командует всё та же, – беги к командиру, доложи, что наша батарея сбила немецкий самолёт. Экипаж взят в плен. – Есть, товарищ старшина, доложить командиру! Девушка козырнула, повернулась кругом по всем правилам воинской дисциплины и помчалась выполнять приказ. – Послушайте, товарищ старшина, – сказал тогда полковник, – вы же видите, что мы не немцы. Посмотрите на самолёт – на нём красные звёзды. Мы вам сейчас предъявим документы. – Мало ли что звёзды да документы! Это всё сделать можно. А зачем вы бросали на своих бомбы, если так? – У нас пассажирский самолёт, – вмешался тут Михайлов. – Какие же могут быть бомбы? – Прекратить разговоры! – заявила старшина. – Там, на батарее, разберёмся. Пошли на батарею. По дороге полковник, лётчик и бортмеханик, которые были очень довольны благополучной посадкой, начали вслух обсуждать своё положение. – Вот это здорово, товарищ полковник! – сказал Михайлов. – Вам приходилось когда-нибудь в плен к своим попадать? Я – в первый раз! – А девушки – молодцы! – ответил полковник. – И стреляют неплохо и принимают хорошо. Только не очень вежливо! – Как это – неплохо стреляют? – вмешался бортмеханик. – Очень даже здорово! Вы посмотрите на машину! Хорошо ещё, что они нас не продырявили. Девушки шли всё это время молча и не показывали виду, что этот разговор касается их. Когда дошли до командного пункта, старшина доложила: – Товарищ командир! Эти люди с того самого самолета, который носился над нами и чуть не задел колёсами нашу батарею. Они хорошо говорят по-русски и уверяют, что свои. К самолёту подошли несколько девушек. – Обыскать! – скомандовала одна. Командир поднял голову и, ни слова не говоря, пристально всматривался в «пленных». – Ваша фамилия? – спросил он наконец Михайлова. Тот ответил. – Я вас знаю, – сказал тогда просто командир. – Вы неоднократно прилетали к нам на аэродром. Садитесь, товарищи, и для порядочка предъявите документы: как и что… А на наших девушек не обижайтесь! На лице старшины появился густой румянец. – Извините, – сказала она, – получилось недоразумение. – Никакого недоразумения нет! – весело ответил ей полковник. – Вы молодцы! Так и надо действовать. – Он крепко пожал всем девушкам руки и добавил: – Сегодня же позвоню в штаб противовоздушной обороны и попрошу, чтобы вас отметили в приказе.
Председатель сельсовета
Фронт проходил между Тулой и Орлом. Я летел с подмосковного аэродрома на передовую. Погода была хорошая, дул попутный ветер, и я очень быстро добрался до места назначения. Часа через два я уже возвращался в свою часть. На этот раз лететь было много труднее. Ветер, дувший прямо в лоб самолёту, усилился. Скорость сократилась вдвое. Значит должно уйти вдвое больше бензина. Я мысленно подсчитал количество горючего и понял: хватит, но в обрез. Чтобы сократить расстояние, решил идти бреющим полётом напрямую. Лечу около трёх часов. Впереди блеснула Москва-река. Отлично! Скоро наш аэродром. А пока иду над густым лесом. Самолёт сильно болтает. Внизу проплывает какое-то село, не обозначенное на карте. Сразу же за селом – снова лес. Вдруг останавливается мотор: кончился бензин. К счастью, слева, недалеко от села, я заметил небольшую лужайку и благополучно сел на неё. Вылез из самолёта, гляжу – из села со всех ног несутся ребятишки. Первыми подбежали два загорелых пионера. Спрашиваю: – Есть ли тут поблизости телефон? – Есть! – радостно отвечают они. – Видите этот дом с красной крышей? Это сельсовет. Оттуда можно позвонить. Около сельсовета я встретил двух девушек. На вид им было лет по шестнадцать-семнадцать, не больше. Одна – светлая, с широко открытыми серыми глазами на круглом полудетском лице – спросила меня: – Вы в сельсовет, товарищ лётчик? – Да. Хочу позвонить в свою часть. – А как вы сюда попали? – Её лицо стало строгим и немножко важным. «Какие дотошные девчонки! – раздражённо подумал я. – И что им за дело? Нашли время допрос снимать!» Но я ответил спокойно и даже шутливо: – Вы же видели: самолёт сел на вынужденную… – А вы не сердитесь, – ответила другая. – Сами понимаете, война… В это время снова вмешалась решительная девушка с детским лицом и категорически предложила: – Предъявите документы! – А вы, собственно говоря, кто будете? – Председатель сельсовета! Признаться, я чуть не ахнул вслух. «Да, – думаю, – вот что делает война… Ведь это же ещё школьница, а на такой важной выборной должности…» Пока я с сожалением смотрел на этого председателя, девушки рассмотрели мои документы. Тут одна говорит другой: – Шура, ведь это же товарищ Водопьянов! Вижу, мой председатель немного смутился, но достоинства не теряет и говорит мне спокойно: – Пойдёмте, я позвоню сама. Телефон у нас капризный – не всех слушается. В часть мы дозвониться не сумели, но сообщили о вынужденной посадке секретарю райкома. Он прислал за мной машину, и, оставив самолёт под охраной колхозников, я уехал. Но моё знакомство с председателем сельсовета на этом не кончилось. На другой день я вернулся за самолётом. Меня ждали. В клубе было празднично убрано. Колхозники попросили меня рассказать, как воюют наши лётчики. Потом Шура Савёлова, как настоящая хозяйка, стала меня знакомить с сельским, как она сказала, активом. – Вот наш секретарь сельсовета, – подвела она меня к почтенному старику с длинной бородой. – А вот наши председатели колхозов и члены правления, – представила она мне других. Все чинно кланялись мне, я – им. Потом я увидел в стороне группу смеющихся девчат. Шура подводит меня к ним: – А это наши лучшие колхозные бригадирши. Бригадирши сделали серьёзные лица и торжественно протянули мне руки. Но вот перед нами сидят на лавке, как воробьи на телеграфном проводе, целая стайка подростков. – Это, – сказала Шура, – молодые помощники механиков и трактористов. Батюшки ты мои! У этих трактористов ноги висят в воздухе – до полу не достают… Глубокая горечь охватила мою душу: вот, думаю, что сделала война… Признаться, мне было от души жаль эту молодёжь, на плечи которой легла столь ранняя ответственность. Но чем дольше и внимательнее присматривался я к молодым колхозникам, чем больше разговаривал с ними, тем на душе у меня становилось радостней и легче. Сознательно, с огромной любовью трудились они для своей Родины. – Мы так считаем, – сказал один парнишка, – что каждый мешок зерна – это лишняя бомба на врага. Правильно? Или, может, два считать надо? Мы долго дружески беседовали с колхозниками. Старики мне очень хвалили председателя сельсовета. – Молода, а толкова, – говорили они солидно. – При ней у нас сельсовет лучшее место в районе занял. А ведь только в прошлом году школу окончила… Я всё с большим уважением смотрел на эту девушку, которая заставила людей много старше её не только полюбить, но и уважать себя. В тот же день я побывал в гостях у Шуры Савёловой. Она жила одна. Отец её и три брата были на фронте. В домике оказалось очень чистенько, уютно. На столе ещё лежали ученические тетради Шуры. Но теперь я уже не относился недоверчиво к тому, что «школьным духом пахнет». Мне это уже нравилось. После победы я поехал посмотреть, как живут и работают мои знакомые колхозники. Буйно колосился урожай. Сельсовет по-прежнему занимал первое место в районе. Но председателя мне повидать не удалось: Александра Савёлова рано утром уехала в Москву – подавать заявление в Сельскохозяйственную академию имени Тимирязева. – Ещё приедешь к нам, – сказали мне колхозники, – она либо председателем исполкома, либо академиком будет.
