Запись в армию
Через два дня мой командир полк. С. [9] приехал; и мы идем записываться в бюро Добровольческой армии. Подошли к дому. У дверей – офицер с винтовкой. Доложил караульному начальнику, и нас провели наверх. В маленькой комнате прапорщик-мужчина и прапорщик-женщина записывали и отбирали документы; подпоручик опрашивал. “Кто вас может рекомендовать?” – “Подполковник Колчинский” ,- называю я близкого родственника ген. Корнилова. Подпоручик делает мину, пожимает плечами и цедит сквозь зубы: – “Видите, он, собственно, у нас в организации не состоит…” Я удивлен. Ничего не понимаю. Только после объясняет мне подполк. Колчинский: офицеры бюро записи – ставленники Алексеева, а он – корниловец; между этими течениями идет скрытый раздор и тайная борьба. Мы записались. Знакомимся с заведующим бюро и общежитием гв. полк. Хованским. Низкого роста, вылощенный, самодовольно-брезгливого вида полк. Хованский говорит, “аристократически” растягивая слова и любуясь собой: “поступая в нашу (здесь он делает ударение) армию, вы должны прежде всего помнить, что это не какая-нибудь рабоче-крестьянская армия, а офицерская” . После знакомства разместились в общежитии. Меня поражает крайняя малочисленность добровольцев. Новочеркасск полон военными разных форм и родов оружия, а здесь, в строю армии,- горсточка молодых, самых армейских офицеров.
Штаб армии
С каждым днем в Новочеркасске настроение становится тревожнее. Среди казаков усиливается разложение. Ожидается выступление большевиков. Каледин [10] по-прежнему нерешителен. Войсковой круг теряется… Штаб Добровольческой армии решает перенестись в Ростов. Верхом, со своими адъютантами, переехал туда Корнилов. В этот же день переехал полк. С. и мы, первые офицеры его отряда. В Ростове штаб армии – во дворце Парамонова [11] . Около красивого здания – офицерский караул. У дверей часовые. Стильный, с колоннами зал полон офицерами в блестящих формах. Среди них плотная, медленная фигура Деникина [12] . В штатском, хорошо сшитом костюме он больше похож на лидера буржуазной партии, чем на боевого генерала. Из угла в угол быстро бегает нервный, худой Марков [13] . Появляется начальник штаба – молодой, надменный ген. Романовский [14] , хитрый Лукомский [15] с лицом городничего, старик Эльснер [16] ; из штатских – чл. I Думы Аладьин [17] , в форме английского офицера, сотрудник “Русского слова” – маленький, горбатый Лембич, живой, худенький брюнет, матрос Баткин [18] , Борис и Алексей Суворины… [19] Но и с перенесением штаба в Ростов общая тревога за прочность положения не уменьшается. Каждый день несет тяжелые вести. Казаки сражаться не хотят, сочувствуют большевизму и неприязненно относятся к добровольцам. Часть из еще не расформированных войск перешла к большевикам, другие разошлись по станицам. Притока людей из России в армию – нет. Командующий объявил мобилизацию офицеров Ростова, но в армию поступают немногие – большинство же умело уклоняется.
На вокзале
В это время в сто человек сформировался отряд полк. С., и через несколько дней мы несем первую службу – занимаем караул на станции Ростов. Настроение в городе тревожное… Вокзал набит народом. То там, то сям собираются кучки, говорят и озлобленно смотрят на караульных. Офицеры караула арестовали подозрительных: громадного роста человека с сумрачным лицом “партийного работника”, пьяного маленького лакея из ресторана, человека с аксельбантами и полковничьими погонами, офицера-армянина и др. Пьяный лакей, собрав на вокзале народ, кричал: “афицара, юнкаря – это самые буржуи, с кем они воюют? с нашим же братом – бедным человеком! Но придет время – с ними тоже расправятся, их тоже вешать будут!” Ночь он проспал в караульном помещении. “Отпустите его, только сделайте внушение, какое следует” ,- говорит утром полк. С.- поручику 3. Мимо меня идет 3., и лакей. 3. делает мне знак: войти в комнату. Вхожу. Они за мной. 3. запирает дверь, вплотную подошел к лакею и неестественным, хриплым голосом спрашивает: “Ну, что же, офицеров вешать надо? да?” – “Что вы, ваше благородье, – подобострастно засюсюкал лакей, – известно дело – спьяна сболтнул”.- “Сболтнул!… твою мать!” – кричит 3., размахивается и сильно кулаком ударяет лакея в лицо раз, еще и еще… Лакей шатнулся, закрыл лицо руками, протяжно завыл. 3. распахнул дверь и вышвырнул его вон. “Что вы делаете? И за что вы его?” – рванулся я к 3. “А, за что? За то, что у меня до сих пор рубцы на спине не зажили… Вот за что” ,- прохрипел 3. и вышел из комнаты. Я узнал, что на фронте солдаты избили 3. до полусмерти шашками. Человека с полковничьими погонами и странно привешенными аксельбантами допрашивает полк. С. “Кто вы такой?” – “Я – полк. Заклинский”, – нетвердо отвечает опрашиваемый и стоит по-солдатски вытянувшись. “Где вы служили?” – “В штабе Северного фронта”.- “Вы генерального штаба?” – “Да”.- “А почему у вас погон золотой и с синим просветом?” [20] – “Я кончил пулеметную школу”, [21] – выпаливает он. “Так,- тянет полковник,- а почему вы носите аксельбанты [22] так, как их никогда никто не носил?” Заклинский молчит. “Ракло ты! а не полковник! обыскать его!” – звонко кричит полк. С. Заклинский вздрагивает, бледнеет и сам начинает вытаскивать из карманов бумаги. Его обыскивают: бумаги на полковника, поручика и унтер-офицера.- “К коменданту” ,- отрезает полк. С . На вокзале офицер-армянин просил часового продать ему патроны. Часовому показалось это подозрительным, он арестовал его. При допросе офицер теряется, путается, говорит, что он “просто хотел иметь патроны” . Полк. С. приказывает его отпустить. Офицер спускается с лестницы. Кругом стоят офицеры караула. Вдруг пор. 3. сильно ударяет его в спину. Офицер спотыкается, упал, с него слетели шпоры и покатились, звеня, по лестнице… Многие возмутились, напали. “Что это за безобразие! Одного вы бьете, другого с лестницы спускаете!” -“Что у нас, застенок, что ли!” – “Да он и не виноват ни в чем”.- “Это черт знает что такое!” 3. молчит. Сменяться. Все налицо, кроме подпор. Крупенина. Вчера вечером, после караула он пошел на Темерник, [23] сейчас уже вечер, а его нет. Сменились, выстроились. Колонной по отделениям, четко отбивая шаг по звонкой мостовой, идем по залитому огнями вечернему городу. Тенора бравурно, отрывисто запевают:
